таких наказаний не делал. Ведь люди хотели изучить.
А вам личное оружие приходилось применять?
Личное оружие – пистолет – применил я в Сталинградской битве. Это было в середине января. Дивизион мой шел по балке Царица. Продвигался, продвигался, и уже недалеко был город Сталинград. Я за головной батареей ехал на своей командирской машине. Потом батарея стала разворачиваться для залпа, я остановился. И вдруг из блиндажа выходит немец. Он поднял руки, но в правой руке у него граната-«колотушка». И вот он поднял руки, а гранату держит. Я не знал: или он готов был бросить в меня (а это недалеко – 20 метров), или же он просто сдается. Я за пистолет и выстрелил в упор. Он упал. Граната не сработала, потому что не выдернута была чека. Ну откуда знаешь? У меня был бельгийский «Стеллер». Чем он хорош, почему я его полюбил, потому что он имел магазин на 15 патронов. 14 в обойме, а 15-й в стволе. Это мне разведчики притащили после Сталинграда. Там много было трофеев. Там даже был город машин. Немцы стянули машины в одно место и выстроили их в балках. Представляете, сколько! Тысячи! Тысячи! Там мы чего только не брали. Мы нашли даже наш ГАЗ-АА штабной. Взяли его, а потом оформили. Немецких я не брал. Потому что я знаю: если приедешь в Москву с немецкими машинами – их сразу же на марше милиция останавливала – комендатура – и реквизировали. Так что мы брали свои. А у немцев наших машин было много.
Планирование, 1943 г.
Такой вопрос. Сейчас многими это обсуждается. При вхождении в Германию вы были в Восточной Пруссии?
Да, я закончил войну под Кенигсбергом.
Обсуждается, что были случаи насилия и мародерства с нашей стороны по отношению к немецкому населению.
Ни в коем случае. Политсостав, Смерш, контрразведка, мы, командиры, – все предупреждены. Потом мы не были живодерами. У нас ведь до войны было распространено мнение, что вообще Германия на нас не может напасть, там же «Рот Фронт», там же коммунистическая партия сильнейшая. Они сейчас же поднимут восстание. И нас воспитывали, как армию гуманную. Ни в коем случае.
Как командир вы доверяли радио?
Вполне. Рад был, что радиостанцию наконец-то привезли, и у меня на огневой позиции радиостанция, и со мной всегда радиостанция. Рад и горд был. И пехота: «Эх, какие у артиллеристов средства связи! Нам бы такую в пехотный полк».
С какого года у вас?
В 42-м году радиосвязь появилась, а в 41-м еще только кабель. Пока его развернут! Это же катушка. И красноармеец. Пока он добежит с огневой позиции до наблюдательного пункта! А это три километра.
А ваше присутствие на НП – это обязательно?
А кто откроет огонь? Я даже командира батареи не посылал на наблюдательный… Вот, кстати, в День Победы здесь сидел один командир батареи обиженный. После второй или третьей рюмки: «Почему вы нам не доверяли?» Я говорю: «Не доверял потому, что спрос будет с меня, если вы залп положите не туда, отвечать буду я. Я пойду в штрафной батальон, меня разжалуют в рядовые. Это в лучшем случае. В худшем случае расстреляют. Так, как расстреляли командира дивизиона М-30 под Котлубанью только за то, что немцы заметили подготовленные рамы, станки пусковые. Раньше ведь станки пусковые на земле стояли. Так вот, там местность не позволяла их скрыть. Утром заметили и огневой налет дали по дивизиону. Артподготовка, а дивизион молчит. Трибунал, и тут же расстрел перед строем. Так что вы командир батареи грамотный, толковый, но отвечать мне – это, во-первых. А во-вторых, практиковать батарейные залпы практически бесполезно. Я, как правило, давал дивизионный залп или просил полковой». Я всегда был подручным у командира полка. Это такое выражение есть у военных – подручный дивизион. Командир полка имеет три дивизиона. Они слева и справа в полутора-двух километрах. А он с одним дивизионом, это считается подручный. Он всегда может вызвать огонь, в любом случае, моего дивизиона. И вот я всегда был у Плотникова подручным дивизионом. Потом меня и начальником штаба полка сделали. У меня была хорошая подготовка: трехгодичная, до войны… И потом у меня до этого среднее образование, и я считался хорошим артиллеристом. Поэтому батарейные залпы практически ничего не давали, и я говорил командиру батареи: «Будьте на огневой позиции. Вы мне обеспечьте точную наводку и точный залп по времени. И я вас буду награждать как храброго человека. А на наблюдательном пункте буду все время я». Я уезжал только помыться, ну и если медсанбат рядом появлялся, вот я тоже тогда уезжал. Ну, это шутка.
Пануев Александр Филиппович стоит в центре, 1945 г.
А вот говорят, что на Орловской дуге появились увеличенной мощности снаряды. М-13, но увеличенной мощности. Сталкивались с таким снарядом?
Нет, таких не было никогда. Был снаряд М-13, а потом снаряд М-13 УК. Улучшенной кучности.
А насколько было распространено явление походно-полевых жен?
За весь период войны в нашем полку не было ни одной женщины.
Вообще не было?
Вообще! Категорически и Плотников-командир, и я не принимали, хотя нам машинисток хотели прислать. И санинструкторов-женщин. Категорически не приняли ни одной.
У нас в 72-м полку начальник штаба полка с заместителем командира полка по строевой пострелялись.
На дуэль вызвали друг друга из-за машинистки. У них была одна на всех машинистка, но красивая. Естественно, мы же были молодые, 24–25 лет. Ни одной женщины у нас в полку не было, повторяю.
А эти дуэли, как-то было распространено? Это был исключительный случай?
Нет, это был исключительный случай. Он передавался всем и считался ужасной нелепостью. Вспомнили они, видимо, повести Белкина.
Отбор в гвардейские минометные части, даже солдат, был достаточно серьезный?
Комиссиями ЦК.
Приходилось ли кого-то отправлять в штрафбаты?
За всю войну, что я был командиром дивизиона, начальником штаба полка, – ни одного случая. Я еще раз возвращаюсь к тому, с чего начал: наши бойцы были дисциплинированы, переносили стойко страшные лишения ужасной войны. Ведь зимой или в дождь, или в жару ты обязан выполнять боевую задачу. В лесу ли, в болоте ли…
Но все-таки на машинах – пешком не идти. Все ж полегче…
Да. Но как только прибыл дивизион в лес или на огневую позицию, немедленно огромные физические нагрузки. Надо было сделать укрытие
